Первый день нашего пребывания в Хитачи, в гостях у семьи Теда был ознаменован двумя большими событиями: нашим самовольным походом или побегом на берег Тихого океана и торжественным ужином за дружеским столом по случаю нашего приезда.
Итак, пока Чидзу хлопотала на кухне в приготовлении ужина, мы с Валей решили не терять ни минуты и улизнуть из дома на океан. Тед, естественно, поинтересовался, куда это мы собрались, и нам пришлось соврать, что мы пройдемся по магазинам. Понятно, сказать правду было делом опасным, ибо Тед нас одних не отпустил бы. А везти нас на машине он бы тоже отказался, потому что дул сильный ветер, и Великий штормил.
Куда идти – было сложным вопросом, так как дороги мы не знали. В первый приезд всю нашу делегацию Тед возил на берег океана на своей машине, и по словам Вали это было очень недалеко и «где-то там». Серая мглистая пасмурность, низкие тучи, порывистый ветер заставили всех благоразумных японцев покинуть улицы, и потому узнать дорогу было решительно не у кого.
Однако на наше счастье вдруг из какого-то переулочка вышла пожилая японка, и мы бросились к ней. Она не знала английского, поэтому мимикой, жестами и одним-единственным английским словом “ocean” мы умоляли женщину показать дорогу. Суть она быстро ухватила и, указывая рукой на восток, стала что-то объяснять. Причем, в голосе ее чувствовалась какая-то тревога и предупреждение. Мы поблагодарили добрую женщину и бодро зашагали в указанном направлении, а японка еще долго смотрела нам вслед и о чем-то сокрушалась. Я сказал Вале, что мне и без переводчика понятно, в чем тут дело. Уже достаточно изучив по Теду их нравы, я отчетливо понял, что океан там, где он и должен быть – недалеко, но идти туда нельзя. То есть нормальные люди этой дорогой к океану не ходят. Для этого есть специально отведенные набережные и пляжи.
Но нас было не остановить так же, как нельзя остановить влюбленных от тайного свидания. По дороге мы и впрямь заглянули в один из магазинов, чтобы что-нибудь купить в свое оправдание, и купили минералку, кофе и что-то к чаю.
Улица все круче и круче спускалась вниз, мы шли мимо больших и маленьких магазинов, заправок, детских игровых площадок, где в этот вечерний час шли тренировки по бейсболу. Мы пересекли линию железной дороги, где только что тепловоз протащил товарняк из 30-ти вагонов. Повернули направо вдоль красивых одноэтажных коттеджей, затем налево и уперлись в пустырь, на краю которого стоял панельный пятиэтажный дом (родной брат нашей хрущевки), обнесенный забором.
Там же по краю пустыря рос густой кустарник, а за ним ничего не было видно, зато очень хорошо было слышно. Сомнений не было – за кустарником был берег океана. Было слышно, как совсем рядом с грозным рокотом беснуются волны, и характерный звук шороха воды, бегущей по прибрежному песку. Воздух был наполнен беспокойным трепетом ветра и тяжелой солоноватой влагой.
В Японии, как я уже говорил, темнеет рано, а по местному времени было уже часов 5 вечера, и потому времени до полной темноты у нас оставалось немного, надо было спешить. Но как выйти на этот желанный берег? Тут вдоль ограды я заметил натоптанную тропку и сказал Вале, что она может вести только на берег. И точно! Тропка продиралась сквозь кусты, поваленные деревья, разок надо было пролезть сквозь порванную сетку железной ограды, но тропка неуклонно бежала вниз. Потом вдруг она оборвалась, и мы оказались на ровной бетонной площадке у самого обрыва. Под ним был широкий серого песка берег, а дальше, сколько хватало взора, серый бунтующий океан.
Было пасмурно, и от этого и небо, и вода сливались в одно целое, мощное, неукротимое существо, готовое разнести в щепки
все встречающееся на его пути. Огромные свинцовые волны грозно вздымались и с безжалостной силой били по песчаному берегу. Потом они с силой, как бы не желая ничего оставлять за собой, мчались назад и подрубали встречную волну. Для того, чтобы океан в своем безумном порыве не разрушал высокий обрыв (на котором, как я говорил, стояло несколько домов), метрах в 10-ти от края воды были уложены бетонные болванки, напоминающие наши противотанковые ежи. И вот когда волны в них врезались, то в воздух поднимались миллионы брызг размером в нашу 5-копеечную монету. Они висели в воздухе как конфеты и не успевали падать, так как на смену им приходили новые.
Ошеломленные и радостные мы гордо стояли на краю обрыва, как альбатросы, готовые в любую минуту взмыть в воздух и раствориться в пучине этого великого хаоса природы. Однако мне хотелось еще и искупаться, на что Валя заметила, что я есть "д…" и мне пора лечиться.
Без долгих слов, избегая душещипательных разговоров, мне надо было найти спуск к берегу, ведь те, кто приходил сюда раньше (оказывается и среди японцев есть «ненормальные»!) не останавливались здесь на обрыве. И вот чуть поодаль я заметил привязанный к дереву канат. Стена была не совсем отвесная, а крутыми уступами, вся поросшая кустарником она уходила вниз. Так что, обладая сноровкой, а особенно желанием, спуститься было нетрудно. Наконец мои ноги оказались на твердом береговом песке. Первым делом я разделся и даже , извиняюсь, снял трусы, дабы потом не ходить мокрому и не быть разоблаченным Тедом.
Метрах в 30-ти от меня бесновался океан, но я смело пошел к нему навстречу. Сверху что-то кричала жена, крутила пальцем у виска, но из-за шума и грохота воды ничего не было слышно, зато понятно. Набегающая волна полоснула мне по ногам как бритва и обожгла, потому что из-за шторма вода перемешалась и сильно охладилась. Моей целью было добраться до бетонных ежей, спрятаться за ними и постоять под океанским душем. Идти из-за сильного течения было невозможно, плыть – тоже, и поэтому я лег на живот и пополз по воде как крокодил, цепляясь руками и ногами за дно. Мне это удалось, и вот, наконец, я добрался до ежей и хотел забраться на них. Но что это? Все ежи, словно старые пни во мху, были облеплены мириадами крабиков размером со спичечный коробок темно-коричневого цвета. Наступать на них мне не хотелось, но они, увидев во мне неведомое им чудище, дружно раздались в стороны, освобождая мне место. Перейти ежи и оказаться один на один с 3-х метровыми волнами даже мне показалось безумием. Держась за бетон, я пережил несколько атак волн. Наконец, одна из них оторвала меня от ежей и поволокла по песку и буквально размазала о берег.
Я потерял всякое понимание того, где нахожусь, что со мной происходит и куда меня тащит. Меня кувыркало, ломало, переворачивало, скручивало в бараний рог, вновь распрямляло и вдавливало в песок. В какой-то момент мне удалось все же поднять голову, глотнуть воздуха, сориентироваться по берегу и начать отчаянно карабкаться к спасительной суше. На мою беду в донном песке кое-где торчали обломки бетона от тех же самых ежей, и поэтому, когда меня «колбасило» по дну, я получил хорошие ссадины. А соленая водичка, попадая в ранки, здорово щипала. Итак, так же по-крокодильи мне удалось-таки вылезти на берег, и больше идти купаться мне почему-то не хотелось.
Слева от меня на берегу находилась огромная скала. Она была очень живописная, необыкновенной формы, как плоская картонная коробка, поставленная на бок. Именно плоская, шириной метров 10 и высотой метров 30. Ветер и волны вырезали в ней причудливые формы, нарыли гротики, а в одном месте на высоте приблизительно 3-х метров была свободная дыра. Здесь тоже был привязан канат, я по нему взобрался в этот тоннель. Здесь не было ничего кроме маленьких, как анютины глазки, цветочков. Я перебрался на другую сторону скалы, спустился по канату и пошел побродить по берегу. Тут валялись выброшенные штормом шарообразные буи черного и оранжевого цветов. Тут же валялась совершенно новая виндсерфинговая доска, потерявшая своего владельца-наездника.
Теперь довольный своими похождениями и открытиями я мог возвратиться в своей изнервничавшейся Валюше. Она стояла как путеводный маяк на крутом берегу и радостно махала мне рукой. А за спиной гудел Великий Тихий океан, к которому я стремился попасть всю свою жизнь.
